Тогда вспомнится: «Господи!..»
Памяти всех, кто прошел войну.
Старшине все-таки удалось уговорить шофера. Они свернули с шоссе, по которому отступала их часть, и на полуторке, груженой каким-то имуществом, по полному бездорожью, рискуя разбить машину или застрять навсегда, к трем часам ночи добрались до маленького украинского городка.
Теплая ночь, яркая луна, высокая белая церковь, беленые заборчики и хаты, в лунном свете отливающие синевой. Они проехали, громыхнув, по маленькому мостику, через медленную мелкую речушку. Тишина была вспорота треском полуторки...
Вот и плетень, за которым темнеет плотный ряд кустов смородины, калитка.
- Тормози!
Остановились. Водитель буркнул:
- Побыстрее бы, товарищ старшина, своих догнать надо.
- Ладно, я быстро.
Дверь хаты, чуть скрипнув, распахнулась, и навстречу старшине побежала жена. Мать и сестры выходить не стали - чтобы не мешать.
- Родненький, дорогой мой! Ты заехал все же, смог... Что с рукой?!
Рука была на перевязи – повредил, пока грузились.
- Ерунда, пройдет. Милая ты моя!..
Свадьбу отгуляли всего три месяца назад. Не венчались, в ЗАГСе только зарегистрировались. День был сумашедше светлый. Цветы, песни, смех, радость... И вот - жизнь разодрана грубо и жестоко, брошена в темноту страха и неизвестности. И тьма накатывает и накатывает!
- Любимая моя, хорошая, любимая! Времени, времени у нас совсем нет. Дай, обниму тебя. Как он? - Жена была уже беременна, и оба не сомневались, что непременно родится именно сын. - Как назовем?
- Как тебя, мой хороший, твоим именем.
- Эх, жаль, что вас не эвакуировали.
- Что ж делать. Разве только нас? Многих ведь так...
Поговаривали, что в городке эвакуация практически не проводилась из-за вредительства или халатности военкома. А теперь уже было и вовсе поздно. Множество семей оставалось здесь - терпеть унижения от врага, тянуть рабскую лямку.
Сын родится и умрет, не дожив, кажется, и до двух лет, от болезни, слабости, недоедания. Она будет плакать. И квартирующий в лучшей комнате офицер потребует, чтобы она прекратила вопить, поскольку - время ночного отдыха. Зато другой немец спасет ее от надругательства.
А сейчас она обнимала мужа и старалась покрепче, чтобы не оторваться. Пройдет всего около недели и ей и сестрам ее - все трое были красивы - придется одеваться в грязное тряпье, пачкать лица и руки, чтобы не привлекать похотливого внимания «завоевателей».
Но сейчас она обнимала мужа и плотно зажмуривала глаза, так, чтобы не видеть мира, превратившегося в страшный сон, а только чувствовать тепло, любовь, близость. Вот сейчас кончится, сгинет война, исчезнет смердящая, фырчащая полуторка. И останутся только она и муж, и эта ночь, и абрикосовое дерево, и луна над его кроной...
Ни она, ни муж в церковь не ходили и числились в не верующих. У матери ее была иконка Богородицы. А отец... Его расстреляли по приговору ЧК и бросили в общую могилу у входа на кладбище. Насколько знали - он был верующим человеком.
Она еще призовет, призовет Бога, и не единожды, потому что беда захлестнет и не будет никакого избавления и никакой надежды. И тогда вспомнится: «Господи!», «Матерь Божия!» Она будет призывать Их, когда сердце, словно чуя смерть, сожмется от тревоги в горячий, болезненный, горький комочек. И, может быть, это будет как раз в ту ночь, когда муж выползал из под обстрела, контуженный, весь в крови... Он выживет. Она дождется его. Она останется ему верна на всю свою жизнь, и любовь ее не уменьшится. Это и будет ее вклад в Победу. Кто-то скажет: «Мы потому и победили, что любовь тех, кто ждал нас, кто провожал нас, кого защищали мы, была непобедимой».
Но это в будущем. А сейчас муж, целуя жену и что-то бормоча, отрывал ее от себя почти грубо, потому что шофер уже кричал, торопя его, и времени не осталось совсем - оно было сожрано войной. Наконец, он отстранил ее; резко отвернувшись, в два прыжка оказался у машины и забрался в кабину, махнув ей в последний раз.
Полуторка рванула. Жена (как многие и многие жены, сестры, матери) упала на землю - сухую, твердую - рыдала, кричала, била руками эту землю, словно пытаясь разбудить в ней жалость. А на земле воцарялись горе и ужас. Терние и волчцы, скорби и боль, слезы и кровь изобиловали на этой земле...
А победила любовь. Слава Богу!
Олег Казаков