top of page

У ДВЕРЕЙ ХРАМА

Из цикла «Тифлисский Норд-Ост»


Олег Казаков


Ковер лежал поперек улочки. Длинный узкий ковер. Его раскатали от входа в церковь. И сейчас он лежал багровой тропой от дверей древнего храма к воротцам в старый дворик, во дворик с балконами, балконцами, лесенками…

Старая женщина, вся в черном ( и лик темный) тщательно мыла ковер щеткой. Редкие прохожие осторожно переступали через него.

Было около семи утра. И солнце пока не высоко всплыло в густой лазури над темным коническим куполом храма. Крест темнел на расплавленном золоте светила. Дневной зной еще только собирался на работу. Прохлада  струилась по этой пологой улочке вниз к повороту, а там все дальше и дальше, по  извилистым спускам, к желтой реке, собираясь уплыть по ней к морю…

Подъехал красный автомобиль. Вышел из него мужчина – большой, смуглый в белой рубашке. Заворчал недовольно. Ковер был преградой. Старая женщина разогнулась, (сидела на низенькой табуретке, которую переставляла по мере надобности), развела руками (в правой – щетка).

-- Ковер мою, сынок, для церкви Божией. Что делать?

-- Сам вижу. Что тут сделаешь… Э-э-э! А вот крюк делать придется.

Он открыл было снова дверцу, готовясь «упаковаться» в машину. Однако приостановился, вынул из кармана деньги, пересчитал, отделил одну бумажку, остальное сунул в задний карман брюк. Сделал несколько грузных отчетливых шагов, подошел…

-- Слушай, мать… Вот – здесь немного правда – служба начнется, перекрестись, свечку, что ли поставь. Бондо – мое имя. День у меня сегодня такой, что и вовсе не знаю, смогу ли вечернюю прохладу вдохнуть.

 -- Вдохнешь, сынок! – она неожиданно быстро встала со скамеечки. – Вдохнешь. Что ты?! Не сомневайся! Господь с тобою.

Ее маленькая, сухонькая черная фигурка, словно вся подалась к здоровяку каким-то материнским движением. Словно она хотела на руки его взять и утешить. Потом она переложила щетку в левую руку и, повернувшись ко входу в храм, энергично, размашисто перекрестилась.

--  Господи Боже наш! Царь неба и земли и всего сущего! Спаси и сохрани раба твоего – Бондо. И пошли ему Ангела-Хранителя, да защитит его. Помилуй его! Иди спокойно, детка, ничего не опасайся.

-- Спасибо, мать, спасибо…

Он сел в машину и задним ходом взлетел вверх по переулку.

У самого входа во дворик рядом с ковром сидела (тоже на очень низенькой скамеечке) Пожилая женщина в немыслимо пестром наряде.. Перед нею – две большие кастрюли. Она чистила зеленую стручковую фасоль. С ее места был виден темный проем церковного притвора, а за ним, в еще более темной прохладной глубине храма – несколько пестрых огонечков. Лампады.

Женщины были давно знакомы.

__ Интересно, -- сказала на довольно корявом грузинском пестрая женщина, -- он ведь и не думал утром, что за него кто-то молиться будет.

--- Бог привел. --  ответила, шаркая мокрой щеткой по ковру, уборщица. -- Значит, он Богу почему-то нужен.

-- Видно, у него беда, а то про свечку он бы и не вспомнил.

-- Его хоть беда заставила, и неизвестно, откуда он здесь появился. Другие рядом с храмом живут, а хоть камнями их забрасывай, даже на дверь не посмотрят.

-- Если ты про меня говоришь, то ведь сама знаешь: у нас вера другая. Зороастрийцы мы, огнепоклонники, у нас своё…

Э-э, -- без какой бы то ни было запальчивости, печально сказала уборщица, -- что и у кого может быть своё, если Бог – один.

-- Откуда я знаю: один Он? Я Его не видела.

-- Он тебя все время видит.

-- Ну и что? Мне то что?

-- В том то и дело, что на тебя Сам Бог смотрит, а тебе безразлично.

-- Почему безразлично?! – Вдруг удивилась огнепоклонница. – Просто… Работы у меня много… Детей и внуков – сама знаешь – почти двадцать.  И вообще не мое это дело. Я – как муж скажет.

Поразмыслив несколько мгновений, уборщица качнула головой и сказала:

-- Не хватит мне ума, милая соседка, чтобы тебе ответить. Но сердцем знаю: храни и вразуми тебя Бог, соседушка!

-- И тебя тоже. Давай, помогу ковер свернуть.

-- Помоги, спасибо…


bottom of page